Мама.
...Хитрый ёжик мужичок, сшил колючий пиджачок... Тихий голос мамы читает
мне стихотворение про ёжика-портного. И мне так оно нравится, что я пытаюсь его
повторить и ещё что-то добавляю от себя. Мама мне говорит, что когда я
подрасту, то мы обязательно его выучим. Это одно из моих самых ранних
воспоминаний. Нас было четверо: три сестры и один брат. Родители как могли
пытались нас накормить и одеть. Своими руками они построили дом, было кое-какое
хозяйство, огород. Мама работала всегда на тяжёлых работах. Я не помню, была
маленькой, когда она работала в колхозе, копала лопатой поле, ведь тракторов то
не было. Потом сеяли семена свёклы, пропалывали, проверяли, и так до осени. А
осенью убирали урожай и тоже всё делали руками. Бедная моя мама. Очень хорошо
помню, когда она устроилась на работу в детский сад, прачкой. Однажды соседка,
стоя с другими женщинами сказала, что Катерине повезло с этой работой, все-таки
работа в тепле и один раз накормят. Я просто возгордилась. Было мне тогда не
полных три года. А мама вставала в четыре утра, топила печь, а в неё были
вмазаны котлы, литров на 100.
В них грелась вода, кипятилось бельё, принесённое накануне, ведь в детском
саду не было прачечной. Подходило время поднимать нас. И никогда никто не
уходил в школу без завтрака. Я была самая младшая, поэтому оставалась дома,
и как мне тогда казалось, помогала. Теперь-то я понимаю, что помощи от
меня было ровно ноль. Мама наша целый день без отдыха работала, и всё успевала.
После обеда возвращались из школы брат Шурик, сестра Неля, а самая старшая Надя
к этому времени жила отдельно, очень рано вышла замуж. И опять мама у плиты,
ведь нужно всех накормить, и каждый день у нас был суп из макарон или
вермишели. Подходило время, когда нужно было нести постиранное бельё в детский
сад. Наступало моё время, потому что я тоже шла с мамой. Я с завистью смотрела
на детей, мне очень хотелось ходить в группу, заниматься, играть. Но, увы. Не
было мест. Вечером спать ложились рано, ведь завтра утром опять всё
повторялось. Я забиралась к маме на кровать и просила рассказать что-нибудь, на
что мама всегда говорила, что ничего не знает, позже я поняла, что у неё просто
нет сил, но, в конце концов мы вместе читали стих про ёжика... Сто иголок
впереди, сто булавок позади... Мама засыпала, а я перебирала долго её
почти чёрные, волнистые волосы. Я придумала, как попасть наконец-то в детский
сад. Стала просто поджидать заведующую на улице, ведь она жила на нашей улице и
просить чтобы она мне разрешила ходить в садик. Сначала Ангелина Павловна
опешила от моей наглости, в следующий раз засмеялась, а в следующий раз
сказала, чтобы мама собирала документы и анализы. Это была моя первая победа.
Вечером я как всегда просила маму что-нибудь рассказать, а она сказала мне
такие слова: " Доченька моя. Старайся, учись. Чтобы ты никогда не таскала
тряпку. Будешь учиться, будут люди тебя уважать, будет у тебя хорошая
работа." Я тогда не много поняла. Но мама была очень уставшей, печальной,
и у меня почему-то зачесались глаза. Каждый вечер я приходила к маме,
рассказывала об очень важных для меня событиях. Сначала в садике, потом в
школе, и совсем не замечала, что мамины волосы становятся всё белее, лицо всё
уставшее. Потом я повзрослела и увидела как же она постарела, мама моя, какие у
неё больные руки, как она тяжело ходит на своих опухших, когда-то красивых
ногах, а волосы стали совсем белыми. И мама читает стихотворение про
ёжика-портного моим маленьким дочкам, а они слушают, и совсем как я когда-то
пытаются повторять: "Хитрый ёжик мужичок сшил колючий пиджачок, сто иголок
впереди сто булавок позади... Давно нет моей мамы, а я слышу её тихий
голос; "Хитрый ёжик мужичок..."
